![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Впервые я увидела его на школьной линейке в стайке других первоклассников, пришедших учиться вместе с моей дочкой, – маленький, что называется метр с кепкой, с колючим взглядом исподлобья, взъерошенной шевелюрой и вечно что-то мнущими руками. Дима Акишин, так его звали.
Первые впечатления могут обмануть, но даже беглого знакомства с этим ребенком было достаточно, чтобы понять всю меру и степень его неблагополучия. «У Акишина сложная семейная ситуация, – сообщила директриса на первом же собрании, – мальчик предоставлен сам себе, поэтому просьба ко всем учителям и родителям проявлять понимание. И внимание по возможности. Внимание – вот чего не хватает Диме. Поможем мальчишке все вместе, и увидите – он расцветет».
Трудно не поверить педагогическому светилу с 30-летним стажем, особенно, когда оно – директор, поэтому следующие 4 года вся начальная школа прикладывала усилия по выращиванию Димы Акишина, с надеждой ожидая скорого цветения. Между тем оно все откладывалось и откладывалось. Учиться Дима не хотел. Вообще. Ни к одному из предметов не проявлял не то что способностей, но даже малейшего интереса. Уроки не делал, всякий раз виртуозно выдумывая причину, по которой он опять не принес ни тетрадей, ни учебников. Выслушав 125-ю его придумку, учительница началки, повздыхав и поворчав острастки для, отправляла Диму к школьным психологам – Леночке и Кате, учившим мальчика концентрировать внимание и тренировать память. Отсидевши у них в кабинете, Дима возвращался в класс и продолжал свои каждодневные занятия, получавшиеся у него лучше всего, – задирал и стравливал между собой одноклассников и врал, когда его застукают за очередным неприглядным поступком.
Нельзя сказать, что судьба трудного ребенка волновала только педагогов. Родительский комитет не раз входил в положение и собирал деньги на Димины нужды, чтобы заброшенный мальчик ни в чем не чувствовал себя обделенным. Впрочем, от оплаты экскурсий и театральных билетов для Димы вскоре пришлось отказаться – никто не хотел отвечать за последствия Диминых выходов в большой свет. А одна из сердобольных мам, пригласивших Акишина пожить в их коттедже вместе с ее сыновьями в каникулы, вынуждена была признать, что после недели Диминого гостевания у нее первый раз в жизни пропали деньги. «Но не раздувайте, пожалуйста, может, я сама куда-то положила, – смущенно опустив глаза, лепетала дама, – будем надеяться, мальчик не виноват».
Переход в среднюю школу Дима отпраздновал своеобразно – спрятавшись в девчачьем туалете, он подкарауливал за дверью девочек постарше и демонстрировал им свое достоинство. Достоинство не выросло, девичьего переполоха не случилось, зато случился первый крупный скандал. Разгневанные родители школьниц потребовали отчисления юного извращенца, но директриса только развела руками. Акишин жил в соседнем со школой доме и имел полное право обучаться в ней до тех пор, пока его родители не сочтут нужным забрать документы.
5-7 класс прошли под знаком Акишина. Теперь эту фамилию знали все – от инспектора по делам несовершеннолетних до начальника районного управления. Директриса при ее упоминании резко обрывала разговор и покрывалась багровыми пятнами, Леночка и Катя все чаще прятались в своем психологическом кабинете, а завуч по воспитательной работе, обращаясь к пустоте, настоятельно рекомендовала «срочно показать мальчика специалистам», правда не уточняла, каким. Акишин по-прежнему не учился, только теперь уже и фантастических историй не придумывал. Местоимения вы он с детства не признавал, поэтому речь его, обращенная к учителям, звучала следующим образом: «Бля, чо до***сь до меня? Нет у меня тетради, сказал же вчера, не-туу. Ну и от***сь на х@й». А поскольку мало кто из педагогов желал выслушивать подобные реплики ежедневно, чаще всего от Акишина действительно от***сь. И более его не тревожили. Сложнее было с детьми, ибо, войдя в подростковый возраст, Дима стал еще более агрессивен и зол, и, будучи не в духе, молотил все, что попадалось ему под руку – одноклассников, малышню и даже старших ребят, если они были слабее и не могли дать сдачи. Причем, по меткому наблюдению историка, акишинские драки не преследовали какой-либо цели, просто мальчика клинило. А кто не спрятался, он не виноват. Впрочем, иногда невидимый тумблер в акишинских мозгах переключался в другое положение, и тогда Дима веселился, паясничал и кривлялся, передразнивая учителей и срывая уроки один за другим. Трудно сказать, в каком из настроений он был более сносен. Но зато нетрудно было заметить, что сторонники теории преодоления педагогической запущенности добрыми делами при виде Димы обычно ретировались первыми.
В восьмом классе Дима заявил историку, что на х@ю его вертел. Возможно, в этом не было бы ничего нового, если бы произносивший эту тираду милый мальчик не был в дупель пьян. Так в школе случился второй крупный скандал, после которого Акишина наконец отчислили. Не знаю, на какие рычаги удалось надавить директрисе, а может, дело в том, что Диме исполнилось 15 лет – возраст, после которого держать монстрика в школе не обязательно… Но факт остается фактом: школа вздохнула облегченно. А Акишин – сын алкоголички в пятом поколении, отец которого отбывал срок за ограбление, усевшись на ступенях перед входом, демонстративно потягивал пиво из бутылки на глазах спешащих на работу учителей. Он явно цвел.
******
Я не врач и никоим образом не утверждаю, что поведение такого ребенка нужно корректировать при помощи лекарственных препаратов. Но я утверждаю, что любой, кто усыновил бы Диму Акишина, если бы его мать была лишена родительских прав, совершил бы гражданский подвиг. Вне зависимости от того, чем эта попытка, быть может, весьма наивная, ни закончилась.
Первые впечатления могут обмануть, но даже беглого знакомства с этим ребенком было достаточно, чтобы понять всю меру и степень его неблагополучия. «У Акишина сложная семейная ситуация, – сообщила директриса на первом же собрании, – мальчик предоставлен сам себе, поэтому просьба ко всем учителям и родителям проявлять понимание. И внимание по возможности. Внимание – вот чего не хватает Диме. Поможем мальчишке все вместе, и увидите – он расцветет».
Трудно не поверить педагогическому светилу с 30-летним стажем, особенно, когда оно – директор, поэтому следующие 4 года вся начальная школа прикладывала усилия по выращиванию Димы Акишина, с надеждой ожидая скорого цветения. Между тем оно все откладывалось и откладывалось. Учиться Дима не хотел. Вообще. Ни к одному из предметов не проявлял не то что способностей, но даже малейшего интереса. Уроки не делал, всякий раз виртуозно выдумывая причину, по которой он опять не принес ни тетрадей, ни учебников. Выслушав 125-ю его придумку, учительница началки, повздыхав и поворчав острастки для, отправляла Диму к школьным психологам – Леночке и Кате, учившим мальчика концентрировать внимание и тренировать память. Отсидевши у них в кабинете, Дима возвращался в класс и продолжал свои каждодневные занятия, получавшиеся у него лучше всего, – задирал и стравливал между собой одноклассников и врал, когда его застукают за очередным неприглядным поступком.
Нельзя сказать, что судьба трудного ребенка волновала только педагогов. Родительский комитет не раз входил в положение и собирал деньги на Димины нужды, чтобы заброшенный мальчик ни в чем не чувствовал себя обделенным. Впрочем, от оплаты экскурсий и театральных билетов для Димы вскоре пришлось отказаться – никто не хотел отвечать за последствия Диминых выходов в большой свет. А одна из сердобольных мам, пригласивших Акишина пожить в их коттедже вместе с ее сыновьями в каникулы, вынуждена была признать, что после недели Диминого гостевания у нее первый раз в жизни пропали деньги. «Но не раздувайте, пожалуйста, может, я сама куда-то положила, – смущенно опустив глаза, лепетала дама, – будем надеяться, мальчик не виноват».
Переход в среднюю школу Дима отпраздновал своеобразно – спрятавшись в девчачьем туалете, он подкарауливал за дверью девочек постарше и демонстрировал им свое достоинство. Достоинство не выросло, девичьего переполоха не случилось, зато случился первый крупный скандал. Разгневанные родители школьниц потребовали отчисления юного извращенца, но директриса только развела руками. Акишин жил в соседнем со школой доме и имел полное право обучаться в ней до тех пор, пока его родители не сочтут нужным забрать документы.
5-7 класс прошли под знаком Акишина. Теперь эту фамилию знали все – от инспектора по делам несовершеннолетних до начальника районного управления. Директриса при ее упоминании резко обрывала разговор и покрывалась багровыми пятнами, Леночка и Катя все чаще прятались в своем психологическом кабинете, а завуч по воспитательной работе, обращаясь к пустоте, настоятельно рекомендовала «срочно показать мальчика специалистам», правда не уточняла, каким. Акишин по-прежнему не учился, только теперь уже и фантастических историй не придумывал. Местоимения вы он с детства не признавал, поэтому речь его, обращенная к учителям, звучала следующим образом: «Бля, чо до***сь до меня? Нет у меня тетради, сказал же вчера, не-туу. Ну и от***сь на х@й». А поскольку мало кто из педагогов желал выслушивать подобные реплики ежедневно, чаще всего от Акишина действительно от***сь. И более его не тревожили. Сложнее было с детьми, ибо, войдя в подростковый возраст, Дима стал еще более агрессивен и зол, и, будучи не в духе, молотил все, что попадалось ему под руку – одноклассников, малышню и даже старших ребят, если они были слабее и не могли дать сдачи. Причем, по меткому наблюдению историка, акишинские драки не преследовали какой-либо цели, просто мальчика клинило. А кто не спрятался, он не виноват. Впрочем, иногда невидимый тумблер в акишинских мозгах переключался в другое положение, и тогда Дима веселился, паясничал и кривлялся, передразнивая учителей и срывая уроки один за другим. Трудно сказать, в каком из настроений он был более сносен. Но зато нетрудно было заметить, что сторонники теории преодоления педагогической запущенности добрыми делами при виде Димы обычно ретировались первыми.
В восьмом классе Дима заявил историку, что на х@ю его вертел. Возможно, в этом не было бы ничего нового, если бы произносивший эту тираду милый мальчик не был в дупель пьян. Так в школе случился второй крупный скандал, после которого Акишина наконец отчислили. Не знаю, на какие рычаги удалось надавить директрисе, а может, дело в том, что Диме исполнилось 15 лет – возраст, после которого держать монстрика в школе не обязательно… Но факт остается фактом: школа вздохнула облегченно. А Акишин – сын алкоголички в пятом поколении, отец которого отбывал срок за ограбление, усевшись на ступенях перед входом, демонстративно потягивал пиво из бутылки на глазах спешащих на работу учителей. Он явно цвел.
******
Я не врач и никоим образом не утверждаю, что поведение такого ребенка нужно корректировать при помощи лекарственных препаратов. Но я утверждаю, что любой, кто усыновил бы Диму Акишина, если бы его мать была лишена родительских прав, совершил бы гражданский подвиг. Вне зависимости от того, чем эта попытка, быть может, весьма наивная, ни закончилась.