![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Рядом с Золотым кольцом. Часть 1. Борисоглебский монастырь.
«Нигде в мире я не видел такой обители. Это выше романских монастырей во Франции. Нигде на свете я не встречал столь полного слияния человека и природы».
Ж.П. Сартр о Борисоглебском монастыре (1961)
Впереди изрытая ямами, исчерченная неровными полосами дорога, которую только условно можно назвать асфальтированной. Еще условнее - шоссе. Асфальт на ней, как и везде в России, сходит вместе со снегом. Ее подлатывают заплатками, отчего дорога становится все более и более бугристой, кое-где ремонтируют отдельные участки, но это мало меняет общую картину. «Шоссе» Углич - Ростов по-прежнему одно из самых скверных в пределах Золотого кольца. Тем не менее наша верная Mazda-3, бывавшая и не в таких переделках, исправно катит нас из Углича по направлению к Ростову, подскакивая на ухабах и проваливаясь в ямы. Мы трясемся по этой дороге не просто так, а ради Борисоглебского монастыря, одного из самых великолепных архитектурных шедевров в России и вместе с тем, одного из самых малоизученных, да и попросту заброшенных памятников допетровского зодчества.
Находится Борисоглебский монастырь в 18 км от Ростова по направлению к Угличу на небольшой реке Устье. Трудно поверить, что в древности эти тихие обмелевшие заводи были судоходными. Борисоглебский же, который местные жители зовут попросту Борисоглебом, до революции - небольшой уездный городок, а после нее - поселок городского типа. В новейшей истории он славен лишь тем, что вездесущий Зураб Церетели успел отметиться и здесь, установив около автовокзала памятник иноку-воину Пересвету (2006). А так туристы сюда не доезжают, и ничто не нарушает местного оцепенения, больше всего похожего на многовековой летаргический сон.
Однако в Борисоглебском есть удивительный и, главное, неплохо сохранившийся монастырь. Впервые я увидела его в середине 1980-х, и с тех пор мечтала попасть сюда снова. И вот мы до него доехали.
Монастырь основан в 1363 г., он всего на 28 лет моложе знаменитой Троице-Сергиевой лавры, и по преданию, к строительству первой церкви здесь приложил руку Сергий Радонежский. В разное время обитель посещали великие князья и цари, Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин. В период Смутного времени польские отряды, придя сюда, не стали ничего разрушать, наоборот, засвидетельствовали почтение местному затворнику Иринарху. К середине XVIII в. Борисоглебский монастырь стал одним из богатейших в России, однако Екатерина II, издавшая указ о секуляризации монастырских земель, подорвала его процветание. Но главный урон монастырю нанесли неграмотные церковные иерархи, весь XIX в. портившие облик древних соборов произвольными перестройками, а затем коммунисты, уничтожившие все колокола. Но, несмотря на все печальные события, Борисоглебский монастырь до сих пор чудо как хорош.
Когда подходишь к Северным воротам, через которые можно попасть внутрь, замираешь, пытаясь понять, куда именно попал. Кажется, среди северных лесов невероятным образом затерялся средневековый западноевропейский феодальный замок с яркими башенками, стерегущими вход. Над ним гроздьями свисает причудливая белокаменная резьба с «гирьками». А сверху расположена высокая надвратная Сретенская церковь (1692). И становится понятен восторг Сартра, притрагивавшегося к створкам этих ворот.
Входим внутрь… Начинает накрапывать дождик. Территория монастыря, спланированная в форме архаичного эллипса (а затем испорченная новыми прирезками), совершенно пустынна. Храмы целы и даже частично покрашены, но общее впечатление печальное: повсюду запустение. В уединенности и незатоптанности, неисхоженности, безусловно, есть своя прелесть, однако ее можно прочувствовать лишь тогда, когда архитектурные памятники не кричат каждой своей деталью о скором разрушении…
Вдруг за спиной что-то шуршит. Оборачиваюсь. На меня пристально смотрит молодой батюшка лет 35, высокий и крепкий. Видимо, он старается определить, откуда нас сюда занесло. Здороваюсь и говорю: «Мы мимо ехали, остановились посмотреть». Он пожимает плечами, прищуривается и машет рукой, словно обводя ей территорию: «Да, пожалуйста, смотрите», поворачивает направо и скрывается в одном из корпусов. С 1994 г. в Борисоглебском царит двоевластие: часть обители возвращена монахам, которые по примеру своих предшественников откровенно игнорируют древнее наследие, а часть считается филиалом музея «Ростовский Кремль». Такая ситуация нарушает целостность ансамбля и приводит к тому, что каждый здесь делает что-то свое и все вместе не делают ничего. А храмы и кельи тем временем продолжают разрушаться.
Прохожу дальше и попадаю к клумбе, на которой буйно цветут сиреневые ирисы. Пейзаж дополняет живописное крылечко с полукруглыми ступенями, словно сошедшее с цветных иллюстраций XIX в. Кажется, сейчас на него выйдет уездный заседатель, пара купцов с окладистыми бородами и первая местная красавица в наряде, купленном втридорога у французских торговцев во время поездки к тетушке в Москву. Крылечко - результат позднейших переделок, а вот храм, к которому оно пристроено - самый старый в монастыре. Это церковь во имя свв. Бориса и Глеба (1522), по легенде, заложена она на месте еще более древней, деревянной, сооруженной по указанию Сергия Радонежского.
А дальше опять изумительная древность - знаменитая Борисоглебская звонница (между 1682 и 1690), построенная по образцу ростовской. Правильное ее наименование - часозвоня, так как часы на ней соединены с колоколами специальными тросами, и оттого называются «часами с боем». Глядя на звонницу, можно только порадоваться. Среди потерь Борисоглебского есть и одно приобретение: судя по фото в Интернете, еще совсем недавно от часов здесь оставалось одно отверстие в стене, а теперь они восстановлены, и черный циферблат сияет свеженькой позолотой.
Проходим еще чуть-чуть и нам открывается вид на надвратную Сергиевскую церковь (1679), расположенную точно напротив Сретенской, над Южным входом в монастырь. К этому массивному пятиглавому храму ведет широкая дорога, обсаженная по бокам деревьями, отчего создается впечатление, что стоишь в зеленой аллее. Под Сергиевской церковью темнеет длинный сквозной проход, ведущий за территорию монастыря. Если зайти внутрь и подождать, пока глаза привыкнут к полутьме, обнаружишь удивительную вещь: стены покрыты древними, никем пока еще не тронутыми фресками, возраст которых – более 300 лет.
Обходим территорию и возвращаемся назад, к Северным воротам. Повсюду видны следы хаотической, явно беспорядочной деятельности. Такое впечатление, что ни у церковников, ни у музея нет не только средств, но даже внятной концепции развития древнего памятника. И все вокруг сделано как попало. Около одного из корпусов стоит трактор с прицепленной к нему полевой кухней, вокруг валяются какие-то сельскохозяйственные инструменты. На крыльце беседуют двое монахов, исподлобья наблюдая за нашей восторженной беготней и попытками запихнуть в объектив все каменные узоры разом. В Северных воротах (с внутренней стороны) наконец обнаруживается присутствие музея. Поднимаемся вверх по лестнице и входим внутрь, в экспозицию.
Музей работает ежедневно 10.00-17.00. Взрослый билет стоит 50 руб., детский - 20, фотосъемка - 150 руб. В кассе сидят две скучающие музейные работницы, вяло интересующиеся: «По стене пойдете?» Когда мы бодро отвечаем: «Конечно!», они задают следующий вопрос, смысл которого становится понятен лишь позже: «А фотосъемочку покупать будете?» От оплаты фотосъемки мы отказываемся. Не потому, что жалко, а потому, что придерживаемся принципа: брать деньги за фотосъемку можно лишь тогда, когда вид архитектурного памятника безупречен. Понятно желание российских нищих музеев заработать хоть на чем-то, но непонятно извечное российское стремление зарабатывать на продаже воздуха, ничего не вложив. Увидев, что фотосъемку нам впарить не удастся, музейные работницы мрачнеют, и та, что помладше, вздыхая, поднимается со стула. Она идет нас сопровождать!
Как и полагается средневековому монастырю, Борисоглебский - настоящая крепость. Протяженность стен - 1040 м, высота - 10-12 м, толщина около 3 м. Строительство их растянулось почти на весь XVII век. Всего в монастырском ансамбле 14 башен (большинство безымянные), их высота - 25-37 м. В старину с дозорных башен местность просматривалась на 15 км. Стены снабжены тремя уровнями боя (для пушек, вара и пищалей).
В советские годы туристов пускали гулять по периметру, и монастырь можно было обойти вокруг. Однако в связи с ухудшившимся состоянием стен теперь можно пройти лишь небольшой отрезок до Максимовской башни. Она самая высокая (37 м), и на нее разрешено подниматься.
По молодости я забиралась много куда - на Исаакиевский собор и ярославскую звонницу, на собор Св. Вита в Праге и холм Спишского града в Словакии, даже на военный маяк в Балтийске, но неизмеримо больше звонниц, дозорных башен и старых замков в разных странах я осматривала снизу, не рискуя тащить свое больное сердце вверх по крутым, иногда почти отвесным лестницам. Что меня дернуло лезть на эту башню, до сих пор не знаю. Может, очарование старинного Борисоглебска, а может, желание доказать себе, что я могу залезть, стоит лишь захотеть.
Подъем на Максимовскую башню - это пять пролетов шатких скрипучих ступеней, которые с каждой новой секцией становятся все уже и уже, под конец превращаясь в обычную приставную, практически отвесную лестницу. Если полезете, ни за что не смотрите вниз: черный проем, кажущийся бездонным и сосредоточенный где-то под ногами, пугает даже обладателей крепких нервов. Смотрите вверх: там видны старые деревянные конструкции, сосредоточенные в вышине, под самым шатром. И ни за что не думайте: как я отсюда слезу? Стоит задать себе этот вопрос, и можно остаться жить между лестничными пролетами (там установлены деревянные скамеечки). Только вверх! Лезешь-лезешь, ни малейшего просвета не видно, тем не менее идущая позади музейная барышня обещает, что с башни откроется вид на монастырь и поселок. Когда силы уже на исходе, коленки противно трясутся, а руки устают цепляться за перила, вдруг вверху показывается светлый проем. Ура, небо! На смотровую площадку я буквально выползаю.
С башни действительно виден почти весь монастырь и часть поселка. Однако вид этот по большей части уныл и грустен. Сверху особенно заметна разруха, ободранные и поржавевшие крыши, давно не беленные и не ремонтированные стены. «Фотографировать нельзя, фотосъемочку-то вы не покупали», - проявляет бдительность сопровождающая нас девушка, заметив движение объектива. Вот тут и выясняется ее истинная миссия: она не столько провожает туристов на смотровую площадку, сколько следит, чтобы они не фотографировали сверху, не оплатив фотосъемку в кассе. Ради этого ей не лениво залезать на башню. Но, прежде чем деньги брать, может, нужно хоть что-то в порядок привести? Знаю, вопрос риторический, у музейных работников обычно на него нет ответа. Пока же вид сверху не стоит не только 150, а даже и 50 рублей.
Спускаемся… Это еще сложней, чем подниматься, и главное здесь не торопиться, не пропустить в темноте ступеньку. Пропустишь и рухнешь в отвесный колодец, считая костями ступеньки… Однако спуск проходит благополучно, и вот я уже стою на крытой галерее стены. Восторг (я таки сделала это!) перемешивается с нытьем в грудной клетке. Прощаясь, выходим из музея.
Напоследок оборачиваюсь, окидывая взглядом монастырь. Может быть, когда-нибудь и здесь будет красота и порядок, а пока же он напоминает жемчужину, закатившуюся в сорную траву.
Выходим через ворота наружу. Около входа стоит знакомый священник в компании другого - пожилого, дородного, краснолицего, в больших очках. Говорю им «до свидания». Молодой улыбается и спрашивает с едва уловимой иронией: «Ну что, понравилось?» Честно отвечаю: «Очень! Одна из лучших российских достопримечательностей, к сожалению, мало оцененная. Надо бы только порядок навести, все отреставрировать». Священническая улыбка становится еще более ироничной. Батюшка отрицательно мотает головой: «Не-а, надо только крыши покрасить, и все». Я конечно знаю про отношение РПЦ к туристам, но прикидываюсь незнайкой и возражаю: «А как же правительство решило туризм развивать? Это ведь государству и доход. Будут сюда люди ездить, красотой любоваться. Монастырю тоже прибыль. Многие страны так живут, да и православные монастыри, например, в Греции». Поп (напомню, человек довольно молодой, и судя по виду, просвещенный), качает головой еще сильнее и выдает замечательную фразу: «Не волнуйтесь. Никогда тут ничего не будет. Тут аллергия на туризм». Можно было бы уточнить, что он имел в виду, но я не стала. И так понятно: под «тут» он подразумевает всю Россию…
Ж.П. Сартр о Борисоглебском монастыре (1961)
Впереди изрытая ямами, исчерченная неровными полосами дорога, которую только условно можно назвать асфальтированной. Еще условнее - шоссе. Асфальт на ней, как и везде в России, сходит вместе со снегом. Ее подлатывают заплатками, отчего дорога становится все более и более бугристой, кое-где ремонтируют отдельные участки, но это мало меняет общую картину. «Шоссе» Углич - Ростов по-прежнему одно из самых скверных в пределах Золотого кольца. Тем не менее наша верная Mazda-3, бывавшая и не в таких переделках, исправно катит нас из Углича по направлению к Ростову, подскакивая на ухабах и проваливаясь в ямы. Мы трясемся по этой дороге не просто так, а ради Борисоглебского монастыря, одного из самых великолепных архитектурных шедевров в России и вместе с тем, одного из самых малоизученных, да и попросту заброшенных памятников допетровского зодчества.
Находится Борисоглебский монастырь в 18 км от Ростова по направлению к Угличу на небольшой реке Устье. Трудно поверить, что в древности эти тихие обмелевшие заводи были судоходными. Борисоглебский же, который местные жители зовут попросту Борисоглебом, до революции - небольшой уездный городок, а после нее - поселок городского типа. В новейшей истории он славен лишь тем, что вездесущий Зураб Церетели успел отметиться и здесь, установив около автовокзала памятник иноку-воину Пересвету (2006). А так туристы сюда не доезжают, и ничто не нарушает местного оцепенения, больше всего похожего на многовековой летаргический сон.
Однако в Борисоглебском есть удивительный и, главное, неплохо сохранившийся монастырь. Впервые я увидела его в середине 1980-х, и с тех пор мечтала попасть сюда снова. И вот мы до него доехали.
Монастырь основан в 1363 г., он всего на 28 лет моложе знаменитой Троице-Сергиевой лавры, и по преданию, к строительству первой церкви здесь приложил руку Сергий Радонежский. В разное время обитель посещали великие князья и цари, Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин. В период Смутного времени польские отряды, придя сюда, не стали ничего разрушать, наоборот, засвидетельствовали почтение местному затворнику Иринарху. К середине XVIII в. Борисоглебский монастырь стал одним из богатейших в России, однако Екатерина II, издавшая указ о секуляризации монастырских земель, подорвала его процветание. Но главный урон монастырю нанесли неграмотные церковные иерархи, весь XIX в. портившие облик древних соборов произвольными перестройками, а затем коммунисты, уничтожившие все колокола. Но, несмотря на все печальные события, Борисоглебский монастырь до сих пор чудо как хорош.
Когда подходишь к Северным воротам, через которые можно попасть внутрь, замираешь, пытаясь понять, куда именно попал. Кажется, среди северных лесов невероятным образом затерялся средневековый западноевропейский феодальный замок с яркими башенками, стерегущими вход. Над ним гроздьями свисает причудливая белокаменная резьба с «гирьками». А сверху расположена высокая надвратная Сретенская церковь (1692). И становится понятен восторг Сартра, притрагивавшегося к створкам этих ворот.
Входим внутрь… Начинает накрапывать дождик. Территория монастыря, спланированная в форме архаичного эллипса (а затем испорченная новыми прирезками), совершенно пустынна. Храмы целы и даже частично покрашены, но общее впечатление печальное: повсюду запустение. В уединенности и незатоптанности, неисхоженности, безусловно, есть своя прелесть, однако ее можно прочувствовать лишь тогда, когда архитектурные памятники не кричат каждой своей деталью о скором разрушении…
Вдруг за спиной что-то шуршит. Оборачиваюсь. На меня пристально смотрит молодой батюшка лет 35, высокий и крепкий. Видимо, он старается определить, откуда нас сюда занесло. Здороваюсь и говорю: «Мы мимо ехали, остановились посмотреть». Он пожимает плечами, прищуривается и машет рукой, словно обводя ей территорию: «Да, пожалуйста, смотрите», поворачивает направо и скрывается в одном из корпусов. С 1994 г. в Борисоглебском царит двоевластие: часть обители возвращена монахам, которые по примеру своих предшественников откровенно игнорируют древнее наследие, а часть считается филиалом музея «Ростовский Кремль». Такая ситуация нарушает целостность ансамбля и приводит к тому, что каждый здесь делает что-то свое и все вместе не делают ничего. А храмы и кельи тем временем продолжают разрушаться.
Прохожу дальше и попадаю к клумбе, на которой буйно цветут сиреневые ирисы. Пейзаж дополняет живописное крылечко с полукруглыми ступенями, словно сошедшее с цветных иллюстраций XIX в. Кажется, сейчас на него выйдет уездный заседатель, пара купцов с окладистыми бородами и первая местная красавица в наряде, купленном втридорога у французских торговцев во время поездки к тетушке в Москву. Крылечко - результат позднейших переделок, а вот храм, к которому оно пристроено - самый старый в монастыре. Это церковь во имя свв. Бориса и Глеба (1522), по легенде, заложена она на месте еще более древней, деревянной, сооруженной по указанию Сергия Радонежского.
А дальше опять изумительная древность - знаменитая Борисоглебская звонница (между 1682 и 1690), построенная по образцу ростовской. Правильное ее наименование - часозвоня, так как часы на ней соединены с колоколами специальными тросами, и оттого называются «часами с боем». Глядя на звонницу, можно только порадоваться. Среди потерь Борисоглебского есть и одно приобретение: судя по фото в Интернете, еще совсем недавно от часов здесь оставалось одно отверстие в стене, а теперь они восстановлены, и черный циферблат сияет свеженькой позолотой.
Проходим еще чуть-чуть и нам открывается вид на надвратную Сергиевскую церковь (1679), расположенную точно напротив Сретенской, над Южным входом в монастырь. К этому массивному пятиглавому храму ведет широкая дорога, обсаженная по бокам деревьями, отчего создается впечатление, что стоишь в зеленой аллее. Под Сергиевской церковью темнеет длинный сквозной проход, ведущий за территорию монастыря. Если зайти внутрь и подождать, пока глаза привыкнут к полутьме, обнаружишь удивительную вещь: стены покрыты древними, никем пока еще не тронутыми фресками, возраст которых – более 300 лет.
Обходим территорию и возвращаемся назад, к Северным воротам. Повсюду видны следы хаотической, явно беспорядочной деятельности. Такое впечатление, что ни у церковников, ни у музея нет не только средств, но даже внятной концепции развития древнего памятника. И все вокруг сделано как попало. Около одного из корпусов стоит трактор с прицепленной к нему полевой кухней, вокруг валяются какие-то сельскохозяйственные инструменты. На крыльце беседуют двое монахов, исподлобья наблюдая за нашей восторженной беготней и попытками запихнуть в объектив все каменные узоры разом. В Северных воротах (с внутренней стороны) наконец обнаруживается присутствие музея. Поднимаемся вверх по лестнице и входим внутрь, в экспозицию.
Музей работает ежедневно 10.00-17.00. Взрослый билет стоит 50 руб., детский - 20, фотосъемка - 150 руб. В кассе сидят две скучающие музейные работницы, вяло интересующиеся: «По стене пойдете?» Когда мы бодро отвечаем: «Конечно!», они задают следующий вопрос, смысл которого становится понятен лишь позже: «А фотосъемочку покупать будете?» От оплаты фотосъемки мы отказываемся. Не потому, что жалко, а потому, что придерживаемся принципа: брать деньги за фотосъемку можно лишь тогда, когда вид архитектурного памятника безупречен. Понятно желание российских нищих музеев заработать хоть на чем-то, но непонятно извечное российское стремление зарабатывать на продаже воздуха, ничего не вложив. Увидев, что фотосъемку нам впарить не удастся, музейные работницы мрачнеют, и та, что помладше, вздыхая, поднимается со стула. Она идет нас сопровождать!
Как и полагается средневековому монастырю, Борисоглебский - настоящая крепость. Протяженность стен - 1040 м, высота - 10-12 м, толщина около 3 м. Строительство их растянулось почти на весь XVII век. Всего в монастырском ансамбле 14 башен (большинство безымянные), их высота - 25-37 м. В старину с дозорных башен местность просматривалась на 15 км. Стены снабжены тремя уровнями боя (для пушек, вара и пищалей).
В советские годы туристов пускали гулять по периметру, и монастырь можно было обойти вокруг. Однако в связи с ухудшившимся состоянием стен теперь можно пройти лишь небольшой отрезок до Максимовской башни. Она самая высокая (37 м), и на нее разрешено подниматься.
По молодости я забиралась много куда - на Исаакиевский собор и ярославскую звонницу, на собор Св. Вита в Праге и холм Спишского града в Словакии, даже на военный маяк в Балтийске, но неизмеримо больше звонниц, дозорных башен и старых замков в разных странах я осматривала снизу, не рискуя тащить свое больное сердце вверх по крутым, иногда почти отвесным лестницам. Что меня дернуло лезть на эту башню, до сих пор не знаю. Может, очарование старинного Борисоглебска, а может, желание доказать себе, что я могу залезть, стоит лишь захотеть.
Подъем на Максимовскую башню - это пять пролетов шатких скрипучих ступеней, которые с каждой новой секцией становятся все уже и уже, под конец превращаясь в обычную приставную, практически отвесную лестницу. Если полезете, ни за что не смотрите вниз: черный проем, кажущийся бездонным и сосредоточенный где-то под ногами, пугает даже обладателей крепких нервов. Смотрите вверх: там видны старые деревянные конструкции, сосредоточенные в вышине, под самым шатром. И ни за что не думайте: как я отсюда слезу? Стоит задать себе этот вопрос, и можно остаться жить между лестничными пролетами (там установлены деревянные скамеечки). Только вверх! Лезешь-лезешь, ни малейшего просвета не видно, тем не менее идущая позади музейная барышня обещает, что с башни откроется вид на монастырь и поселок. Когда силы уже на исходе, коленки противно трясутся, а руки устают цепляться за перила, вдруг вверху показывается светлый проем. Ура, небо! На смотровую площадку я буквально выползаю.
С башни действительно виден почти весь монастырь и часть поселка. Однако вид этот по большей части уныл и грустен. Сверху особенно заметна разруха, ободранные и поржавевшие крыши, давно не беленные и не ремонтированные стены. «Фотографировать нельзя, фотосъемочку-то вы не покупали», - проявляет бдительность сопровождающая нас девушка, заметив движение объектива. Вот тут и выясняется ее истинная миссия: она не столько провожает туристов на смотровую площадку, сколько следит, чтобы они не фотографировали сверху, не оплатив фотосъемку в кассе. Ради этого ей не лениво залезать на башню. Но, прежде чем деньги брать, может, нужно хоть что-то в порядок привести? Знаю, вопрос риторический, у музейных работников обычно на него нет ответа. Пока же вид сверху не стоит не только 150, а даже и 50 рублей.
Спускаемся… Это еще сложней, чем подниматься, и главное здесь не торопиться, не пропустить в темноте ступеньку. Пропустишь и рухнешь в отвесный колодец, считая костями ступеньки… Однако спуск проходит благополучно, и вот я уже стою на крытой галерее стены. Восторг (я таки сделала это!) перемешивается с нытьем в грудной клетке. Прощаясь, выходим из музея.
Напоследок оборачиваюсь, окидывая взглядом монастырь. Может быть, когда-нибудь и здесь будет красота и порядок, а пока же он напоминает жемчужину, закатившуюся в сорную траву.
Выходим через ворота наружу. Около входа стоит знакомый священник в компании другого - пожилого, дородного, краснолицего, в больших очках. Говорю им «до свидания». Молодой улыбается и спрашивает с едва уловимой иронией: «Ну что, понравилось?» Честно отвечаю: «Очень! Одна из лучших российских достопримечательностей, к сожалению, мало оцененная. Надо бы только порядок навести, все отреставрировать». Священническая улыбка становится еще более ироничной. Батюшка отрицательно мотает головой: «Не-а, надо только крыши покрасить, и все». Я конечно знаю про отношение РПЦ к туристам, но прикидываюсь незнайкой и возражаю: «А как же правительство решило туризм развивать? Это ведь государству и доход. Будут сюда люди ездить, красотой любоваться. Монастырю тоже прибыль. Многие страны так живут, да и православные монастыри, например, в Греции». Поп (напомню, человек довольно молодой, и судя по виду, просвещенный), качает головой еще сильнее и выдает замечательную фразу: «Не волнуйтесь. Никогда тут ничего не будет. Тут аллергия на туризм». Можно было бы уточнить, что он имел в виду, но я не стала. И так понятно: под «тут» он подразумевает всю Россию…